— Анатолий Васильевич, сейчас, пожалуй, одно из самых громких дел из расследуемых военной прокуратурой, — убийство известного волонтера и нештатного сотрудника СБУ Андрея Галущенко (Эндрю). Напомним: мобильную группу по борьбе с контрабандой расстреляли недалеко от Счастья. Недавно появилась информация, что к гибели Эндрю причастны люди, организовавшие в зоне АТО наркотрафик, и следы ведут на «печерские холмы». Вы рассказывали, что убийцы волонтера установлены. Что еще известно об этом деле?
— Работа не закончена. Расследование продолжается. Как гражданин и должностное лицо я убежден: в ближайшее время мы сможем огласить результаты этого расследования, рассказать об обстоятельствах преступления и причастных к нему лицах. В деле существует конфликт интересов между следователями, которые пользуются законными инструментами, и теми, кто делает все возможное и невозможное, чтобы избежать уголовной ответственности.
Мы задели интересы широкого круга людей не самого низкого уровня. И не только в нашем государстве, но и за его пределами. Ни я, ни мои подчиненные, которые выполняют эту работу, не боимся — потому что понимаем, на что идем. Это наш сознательный выбор. Но, поверьте, такой детективной линии, какую нам удалось выявить во время расследования убийства Эндрю, я за все 20 лет своей правоохранительной карьеры не встречал.
— На вас пытаются давить, создают препятствия?
— Система контрмероприятий со стороны оппонентов направлена и на дискредитацию следствия, и на создание ложных векторов, которые нам приходится проверять, отвлекая на это силы и средства. Мы предусматриваем даже возможное противодействие в виде силового сопротивления следователям и людям, причастным к расследованию этого дела.
— Вплоть до физического насилия?
— Надеюсь, история Гонгадзе не повторится.
— В последнее время вы несколько раз заявляли о фиксации на одном из блокпостов в зоне АТО получения взятки в размере сто миллионов гривен при прохождении грузов. Это огромная сумма даже для военного времени, когда для одних война, а для других мать родная…
— Спецподразделение налоговой милиции за период функционирования изъяло 200 миллионов незаконной наличности, которая транспортировалась на неконтролируемую Украиной территорию.
Что же касается моего заявления о 28-й отдельной механизированной бригаде, которое вы цитировали, то уже пять бойцов подразделения получили приговоры суда. Они полностью признали свою вину. Мы не рассказываем об этом подробней, потому что работа не закончена. Ведь курица не может бесконтрольно нести яйца, всегда есть хозяин, который их собирает. Хоть и тяжело, но все-таки мы движемся к обнаружению той кладовки и ее хозяина, который устроил такой беспредел.
Все бойцы 28-й бригады герои, все. Именно они прошлым летом отбили неожиданное наступление противника на Марьинку. Но некоторые военнослужащие этого подразделения, по данным следствия, предоставленным суду, действительно присвоили до 100 миллионов гривен.
Чтобы было понятно: речь идет не о пунктах пропуска, которые охраняют пограничники, а о военных блокпостах, установленных на дорогах, в то время как весь периметр линии размежевания заминирован. И если еще в начале 2015 года можно было говорить о «зеленых тропах» и неконтролируемых участках, то сейчас попытка пересечь эту линию смертельно опасна. Ведь никто из обычных людей не знает карты минных полей. Поэтому мы должны установить все звенья цепочки — ведь если у нас кто-то выпускает фуры, то «на той стороне» кто-то по согласованию их запускает.
— Сейчас много говорят об участниках боевых действий, которые после их окончания нередко оказываются совсем не героями. В связи с этим возникает вопрос о недавнем лишении воинского звания комбата Семена Семенченко, что вызвало немало комментариев. А раньше не было известно о том, что звание нынешним народным депутатом получено незаслуженно?
— Вы хотите, чтобы я отвечал за все государство? Я ведь могу отвечать только за Главную военную прокуратуру. А звания присваивают и лишают уполномоченные органы, в которых служат люди.
Следствием и служебной проверкой установлено, что до назначения Семена Семенченко комбатом и присвоения ему воинского звания в системе Нацгвардии он никогда не имел ни одного воинского звания, не получил военного образования, да и не служил в армии. Но когда неразбериха на марше и надо формировать походные батальоны для выполнения боевых заданий, как это и происходило в 2014 году, все делалось на добровольных началах. И вооруженные добровольцы смогли остановить дальнейшее распространение метастазов сепаратизма в Донбассе. Но мы обязаны и обречены выполнять закон, а предметом следствия является его невыполнение.
Если бы у нас, не дай Бог, было введено военное положение со всеми вытекающими из него ограничениями прав и свобод граждан и сменой процедуры фиксирования тех или иных правонарушений — было бы короткое следствие, рассмотрение дел негражданскими судебными институциями и, наверное, приоритетное рассмотрение их в суде. Но мы едем по военными рельсам, надев гражданскую одежду. У нас уже и так почти уничтожена система органов внутренних дел, теперь уничтожают органы прокуратуры, к моему великому сожалению. И это уничтожение инструментов государства может привести к страшнейшему хаосу, который нельзя допустить. Самым страшным является то, что настоящий патриотизм используют для прикрытия уголовных преступлений. В Украине нередко наблюдается подмена понятий, когда от кого-то что-то требуют, а сами забывают, что их патриотизм закончился там, где нужно заплатить налоги и выполнять законы. Это приводит к перекосам, к возвращению ментальности столетней давности: кухарку к власти, грабь награбленное, отомсти соседу, курица которого поклевала твой огород.
— Активисты подсчитали, что на сегодняшний день открыты уголовные производства приблизительно против 800 «атошников»…
— Это невозможно подсчитать, потому что статус участника АТО присваивается по результатам комиссии. На данный момент такой статус есть более чем у 120 тысяч граждан. Хотя через АТО прошло больше народа, и еще не все получили статус. Мы не расследуем общекриминальные преступления, а только военные — относительно бойцов Нацгвардии, пограничников, Службы безопасности и Вооруженных сил. А когда сотрудники милиции в батальонах, осуществляющих охранные функции в тылу, совершают разбои или грабежи, — это общекриминальные преступления, и такая статистика не ведется. Кто насчитал эти 800 человек, не знаю. Но то, что расследуется много дел, подтверждаю. Самое страшное — что вывозится оружие. И не только стрелковое, а и массового поражения. В итоге под Верховной Радой взрываются гранаты, в Киевской области из РПГ стреляют в экскаватор. Чем оправдать разбои, грабежи гражданского населения? Революционной целесообразностью?
Я военный прокурор, который больше всего на свете хочет мира. Потому что, поверьте, моя осведомленность по поводу происходящего иногда приводит меня даже не к печали, а к ужасу.
— Депрессии?
— Нет, депрессии не может быть у настоящего мужчины. Настоящий мужчина всегда найдет себе трех товарищей, с которыми наркомовским подходом локализует проблему, а утром снова будет болеть голова. Тем не менее за полтора года мы довели до суда дела 14 генералов. Начальник департамента погранслужбы получил 10 лет с лишением воинского звания. Сейчас в суде слушаются дела еще нескольких генералов. Но судит их гражданский суд, который рассматривает кражи, разбои, похищение транспорта. И слушания он назначает раз в неделю или раз в месяц — по графику. Суды идут уже больше года. Я не могу заставить их работать внеурочно. Мы едем по военным рельсам, надев гражданскую одежду. Поэтому взываю ко всем уполномоченным органам: создайте единую систему военной юстиции. У нас под оружием в государстве пребывает больше 500 тысяч человек! С 1 марта на них никто не будет иметь никакого влияния, потому что с 1 марта — по закону это будет подследственность Государственного бюро расследований. Кто-то знает, кто возглавляет это бюро, кто там будет работать? Давно назрела необходимость создать единую систему военных юстиции, полиции и судов. Когда этого нет, государство несет страшнейшие экономические убытки. Армия пожирает огромные средства, потому что война — это Молох, она, как пылесос, высасывает из государства деньги.
Я не хочу, чтобы из-за хаоса, в который повергают страну, Черновицкая область, где я родился, стала одним из уездов румынского государства. Не хочу. На Буковине, откуда я родом, когда-то было четыре империи — с начала ХХ столетия до 1944 года. И где они? Буковина была, есть и останется. Но этот Молох войны, который пожирает людей, несет только кровь и слезы. И я не хочу жить с сознанием того, что что-то не сделал для страны. Поэтому я не боюсь подвергаться критике
Готов любого спросить: дорогой мой, ты хаешь органы прокуратуры, хочешь добить правоохранительную систему. И что дальше? Министр внутренних дел уже предложил все суды распустить на три месяца. Так что, у нас три месяца должен быть полный вакуум и хаос? Будут ездить красивые автомобили с маячками, возить полицейских, которые не умеют до конца оформить протокол? И не знают, что делать, когда происходит разбой и грабеж? Ведь количество преступлений выросло в разы.
— Анатолий Васильевич, как разорвать цепь ошибочных решений, которые могут спровоцировать хаос в стране?
— Ошибок нет. Есть профессиональная непригодность госслужащих и их нежелание слушать и слышать тех, кто знает и имеет опыт. Например, большинство принятых законов нуждаются в срочной корректировке. Это значит, что нормативно-правовые акты непроработаны. А ведь их утверждали народные депутаты. Процент юристов в депутатском корпусе, мягко скажем, невысок. Но ведь в аппарате Верховой Рады есть профессиональное юридическо-правовое управление, которое делает заключение: эта норма не стыкуется с той, а эта противоречит таким-то правилам и кодексам. Тогда я спрашиваю: профессионалов кто-то слушает, когда в угоду политической целесообразности принимается сырой проект?
Я двумя руками за реформирование. Но не бывает перехода с подросткового возраста сразу во взрослый, должен быть еще юношеский период. И если милиция и прокуратура у нас были плохие, а должны стать образцовыми, то установите для них переходное положение и точку отсчета. А после истечения срока спрашивайте по всей строгости закона. Понимаю, что меня будут критиковать, в том числе и различного рода комиссии. Но как показывает история, не всегда удается построить идеальный мир после того, как до основания разрушен предыдущий.
Почему люди пошли в полицию? Потому что им дали красивую форму, четкие правила и хорошую зарплату. А когда объявили конкурс в прокуратуру, то, кажется, только 12 процентов кандидатов пришли не из системы, а со стороны. Почему? Потому что нет стимула, нет мотивации. Государство забыло, что за профессиональную работу нужно платить. Известно, что некоторые топ-менеджеры госпредприятий получают миллион гривен зарплаты в месяц, хотя предприятия убыточны. А тот, кто расследует хищения на миллиарды, борется с искушением взять взятку, страхом быть убитым и знает, что государство не позаботилось о системе защиты для него, — должен быть честным? Зачем подменять понятия?
— Тогда речь не в системных ошибках, а в кадровых?
— Нет. В любой проблеме не бывает одного крайнего. И не спасет Украину мессия…
— А кто спасет? Диктатор?
— Нет, смена ментальности государства и общества, которое по согласию сторон введет диктатуру закона. Одного — для всех.
— Ваше заявление о том, что ДУК «Правый сектор» является незаконно вооруженным формированием, действительно вызвало огромный резонанс…
— А ведь я его сделал, руководствуясь исключительно нормами украинского законодательства и Конституции. Это как раз к вопросу о диктатуре закона. Он гласит, что оружие выдается людям, призванным в армию по мобилизации или на контрактной основе. Все, кто носит оружие, которое не выдано официально государственными структурами — Вооруженными Силами, Нацгвардией, — являются незаконно вооруженными.
Что касается добровольческого батальона «Правый сектор»… За два года он так и не определился, по каким законам живет: государства или своим? Поэтому я имею все юридические основания называть его незаконным вооруженным формированием. При этом склоняю голову перед подвигами их солдат, защищавших украинскую землю на востоке страны. Однако это не снимает ответственности с командиров батальона, которые в угоду чьим-то интересам ставят своих подчиненных вне закона. Я не хочу, чтобы «Правый сектор» стал примером того, что украинский патриотизм заканчивается там, где надо просто выполнять закон. Уверен, что опять навлеку на себя критику, но настаиваю, что нужно жить по заповедям, совести и закону. Два первых пункта — мировоззренческие, третий — обязательный. Если общество этот третий пункт не устраивает, оно должно выйти и сказать: нам не нужны законы, давай анархию. Мы этого хотим в Украине?
— Чем объяснить огромные не боевые потери среди украинских солдат?
— Если называть фактические цифры — то это больше тысячи людей, которые погибли не в бою или под обстрелом, а вследствие травм, употребления спиртных напитков, самоубийств, ДТП, неуставных отношений, неосторожного обращения с оружием. И каждая причина имеет свое объяснение: то ли недобросовестное, то ли меркантильное отношение тех, кто отправлял в АТО больных или не замечал, что на лице у мобилизованного есть все признаки алкоголизма. Отправляли тех, кто не мог откупиться. Сейчас идет чистка. Но официально только статус участника АТО получило больше 120 тысяч человек. Теперь сравниваем цифры: 120 тысяч и одна тысяча погибших. У нас ведь в ДТП за год гибнет до 13 тысяч. Во время войны, когда вооружено огромное количество людей и не всегда срабатывает иерархия подчинения, риски повышены. Я уже приводил пример, когда боец на нетрезвую голову кинул в буржуйку гранату, погибли одновременно 13 человек. И это случилось не в зоне АТО. Мы несем не боевые потери по всей Украине, в том числе на полигонах, в местах постоянной дислокации воинских частей. К тому же родные таких погибших не получают компенсации. И это проблема не президента, не военной прокуратуры, а исполнительной власти, которая должна уровнять всех погибших.
— Может ли идти речь об ответственности военкомов?
— Можно говорить и об этом, призывает-то военкомат, военные комиссары выписывают повестки и перенаправления. Но военная медицинская комиссия при каждом военкомате состоит из гражданских людей и одного представителя Минобороны. Зачастую срабатывает человеческий фактор. К сожалению или к горю, особенно в первую волну мобилизации призывные списки брали на бирже труда. Сейчас уже не так.
— Часто вспоминают, как во время Второй мировой войны генералы отправляли солдат с кирпичами на танки. Но сейчас-то, кажется, цена человеческой жизни повысилась. Почему же продолжают судить людей, как, например, того же комбата «Прикарпатья», который вывел из Иловайского котла около 400 своих безоружных подчиненных и тем самым спас им жизнь?
— Я уже говорил, но повторюсь: при рождении человек получает права и обязанности. Конституционная обязанность — быть готовым защищать страну и отдать за нее жизнь. Не дай Бог, конечно, чтобы кто-то умирал. Но вывел из окружения и совершил дезертирство — это разные вещи. Военная жизнь регламентирована четкими уставными правилами, которые известны всем, кто взял в руки ружье. «Прикарпатье», а это, по-моему, 366 человек покинули вверенную им позицию с оружием. Ответственность несет командир, если он ранее не написал рапорт: у меня не хватает опыта, находчивости, духа командовать людьми. Он не написал, а сказал подчиненным: гайда, мужики, пошли домой через всю Украину. И они пошли, вооруженные до зубов. При этом ни одного раненого или контуженного в батальоне не было, их не обстреливали. Единственный раненый — это начальник штаба, который на мотоцикле передвигался в другое подразделение и попал под обстрел. Был страх — это понятно. Не знаю, как бы я поступил в такой же ситуации, потому что этого не знает никто. Но есть и ответственность. За слабость тоже по закону нужно отвечать. Мы должны просто закончить эту войну. Это основной ответ.
— Вы в свое время комментировали покушение на генерального прокурора. Думаю, наших читателей интересует: как продвигается расследование этого резонансного дела.
— Объясню: расследованием покушения на государственных деятелей, которым по должности является генпрокурор, занимаются исключительно следственные подразделения Службы безопасности Украины. По распределению обязанностей я за это направление не отвечаю и не имею на данный момент никаких сведений о расследовании этого производства. Имея весь комплекс негласных розыскных, следственных и оперативных возможностей, я уверен, что служба безопасности уже имеет понимание и видение, а также отработку тех или иных версий.
— В СМИ не раз упоминали вашу декларацию о доходах. В вашей семье действительно все честно?
— Задекларировано до копейки. Это моя обязанность. Я вам скажу украинскую ментальную вещь: кто не декларирует, тот уклоняется от уплаты налогов. А если декларирует много, то он их точно уплатил. Как я трачу деньги? У меня нет больших расходов. Поскольку я нормальный человек, то больше килограмма съесть не могу, больше литра выпить не могу, больше одной кровати занять не могу, больше одной «дупы», извините, на сиденье автомобиля разместить не могу. Ем три раза в день, если успеваю. Четыре костюма, ну, может, шесть. Кажется, есть еще два выходных: на Пасху и на какие-то праздники официозные. Какое-то энное количество сорочек и военная форма. Военная форма мне нравится. В ней я чувствую себя целостным.
— Как снимаете стресс?
— Мы с подчиненными занимаемся (они — по нескольку раз в неделю, я — реже) самоусовершенствованием. Очень неплохо стреляем и хорошо бросаем гранаты. И даже если вся российская армада (в их мечтах!) въедет в Украину, думаю, горы их сожженной техники хозяйственные украинцы снесут на металлом.
…Самое страшное — это правда. Иногда она выдается за брехню, потому что в нее не хочется верить. Мы не должны повышать градус депрессии и разочарования в обществе. Есть одна вещь, которую можно делать наедине с собой: берешь листочек бумаги, делишь пополам: плюсы и минусы. (Наш собеседник вдохновенно чертит на листе бумаги). Вот, например, плюсы! Кто раньше мог сказать, что патриот, который не интегрировался в государственные структуры, — это незаконные вооруженные формирования? Кто-то мог говорить, что украинские IT-компании являются основным сегментом украинского экспорта? А я теперь говорю об этом открыто.
— Но есть один большой минус — за два года к ответственности не привлечены крупные коррупционеры и те, кто явно и тайно работает на развал государства…
— Украинское общество хочет сакральных жертв немедленно, по примеру суда Линча. Назначили виновного — и повесили на фонарный столб. При этом исполнители и часть зрителей — в балаклавах, чтобы не было видно лица. В США так делал ку-клукс-клан. Белые днем здоровались с афроамериканцами, а ночью в масках их сжигали. Почему у нас люди, критикующие власть, надевают балаклавы? Почему всеми способами избегают уплаты налогов и выполнения законов? Иногда надо задушить страх и назвать вещи своими именами. Я не помню, что бы кто-то назвал «Правый сектор» незаконным вооруженным формированием, кроме оппозиции и российских сайтов. Я это сделал. Мне от этого будет хорошо? Меня разнесут в пух и прах…
— Вы со своей сестрой, писателем и народным депутатом Марией Матиос часто видитесь?
— Где-то раз в два месяца. Просто мы с ней часто ссоримся из-за того, что у нее гораздо больший уровень человечности и оправданного творческого романтизма. Она любит людей, готова прожить за них жизнь и отдать здоровье. У нее даже книжка так называется: «Майже нiколи не навпаки» Я иногда за это ее корю, убеждаю, что жизнь — не репетиция, ее невозможно переписать. И мы ссоримся. А когда ссоришься, то нет большого желания очень часто встречаться. Но если встречаемся, то сначала обнимаемся, целуемся, радуемся, а потом у нас начинается, как у всех украинцев: я прав, а ты не прав.
— Какими принципами руководствуетесь в жизни?
— Когда ты собираешься куда-то бежать — найди, чем будешь грести. Второе: дай себе ответ на вопрос, способен ли ты идти до конца. И третье: никогда втемную никого ни во что не втягивай. Четвертое: люблю песню «Небо» группы «Один в каноэ». Послушайте, и вы поймете, почему я ее люблю.
Материал подготовили Ирина ДЕСЯТНИКОВА,
Мария ВАСИЛЬ, Ирина КОЦИНА, «ФАКТЫ»